Долина смерти (Искатели детрюита) - Страница 44

И, чтобы показать, что его красноречие отнюдь не иссякло, он снова посыпал на голову рыбака трескучие безобидные ругательства.

Рыбак, искусно действуя кормовым веслом, подошел вплотную к потерпевшей аварию шлюпке. Он снял войлочную шляпу и робко-заискивающе заговорил, в то же время окидывая испытующими восточными глазками обоих пассажиров:

— Товарищи, видит бог, я хотел крикнуть «вправо». Видит бог, шайтан виноват, повернул мой язык не в ту сторону. Вы не беспокойтесь, я вас перевезу, как князей… Я…

— Ладно, ладно… — прервал его матрос. — Смотай свой язык, слизь мягкотелая… Живо принимай багаж и пассажиров, а то как бы я твоего бога. Курица херувимская… — добавил он с пренебрежением и плюнул в зыблющееся море.

Два чемодана, сильно подмоченные, и пассажиры с мокрыми ногами перебрались в утлый рыбачий челн. Матрос в напутствие выпустил на голову виновника катастрофы весь свой остаточный запас крепких словечек: его шлюпка, несмотря на тройную затычку, все более и более наполнялась водой.

Безменову с первого взгляда не понравилась двусмысленная физиономия рыбака, и вся происшедшая история казалась ему преднамеренно устроенной с какими-то темными планами. Его метод распознавания людей по рукам еще больше утвердил его в этом мнении: у рыбака руки были подозрительно белы, а с ладонной стороны совсем лишены мозолей…

— Неужели сидоринская лапа и сюда дотянулась? — подумал он, тайком отстегивая кобуру с наганом.

Митька Востров, после того, как лишился головного убора, сразу замолк и омрачнел. Подозревал ли он что-нибудь — нельзя было судить по его окаменевшему лицу, но жест друга к кобуре не прошел мимо него.

Все событие разыгралось на расстоянии полуверсты от берега; свидетелями его были лишь чайки, с резкими криками принесшиеся откуда-то, да равнодушно сверкающее солнце над головами.

Рыбак молчал, бесшумно работая веслом на корме и от поры до времени кидая тайные беспокойные взгляды то на пассажиров, то в водное пространство перед носом лодки; молчали и приятели, расположившиеся на носу. Подозрения рабфаковца, казалось, не были беспочвенными: челн быстро шел по прямой линии к пристани — саженей семьдесят, не больше, оставалось до нее, — но чем видимей становился берег, тем резче выдавал рыбак свое внутреннее напряжение. Он теперь стоял на ногах и вытягивал вперед шею, стараясь разглядеть что-то таинственное перед бегущим носом лодки… И это таинственное пришло…

Митька Востров, в противоположность своему другу не отрывавший взгляда от поверхности воды, вдруг вскрикнул и схватился за борт. Безменов резко обернулся к нему и выхватил одновременно револьвер: перед лодкой вода пришла во вращательное движение… Друзья вскочили… Вращательное движение превратилось в завывающий водоворот.

На дне водоворота лопнула черная бездна… Челн скакнул туда…

В самую последнюю секунду Безменов оторвал взор от мрачной страшной пропасти и бросил его на корму: там рыбака не было — он плавал высоко на периферии водоворота… Уже когда изумрудная пасть смыкалась над головами пассажиров, грянул выстрел — рыбак ключом пошел ко дну… Это рабфаковец мстил за свою гибель…

Глава семнадцатая

Дьякон-расстрига Ипостасин проснулся оттого, что к монотонному ворчанию ключа, подле которого он спал, присоединились чуждые звуки. Боль во всех частях тела, мучительное жжение в тысячах мест расцарапанной и разодранной кожи напомнили ему о претерпенных злоключениях его в надземном мире.

— Гнусно… — сказал он, подставляя под горячий ключ зудящую кожу рук. — Гнусно устроен божий свет… Не божий он, а сатанинский… А может, никакого бога и нет…

Последняя богохульственная мысль выскочила из горячечных мозгов дьякона нежданной, заставив его в ужасе схватиться за голову и с опаской взглянуть вверх, во тьму, где за сводами пещеры клокотала загадочная исполинская масса. Потолок не обрушился на кощунственную голову и загадочная масса не хлынула в пролом — или господь-бог спал, или его, действительно, не было. Успокоенный дьякон прислушался.

Болтливый ключ неугомонно пел монотонные саги свои о жутких глубинах, откуда вытекал. Грузное ворчание над головой действовало успокаивающе. Глаз ничего не разбирал в кромешной тьме.

Дьякон собирался снова завалиться на боковую — на перину из жидкого теплого месива, как расслышал вдруг те чуждые звуки, что пробудили его от сладкого сна.

Где-то — быть может, за целым рядом крутых подземных поворотов — говорило, казалось, несколько человек зараз. Разговор становился отчетливей не в постепенной прогрессии, а резко, через некоторые промежутки времени, когда разговаривающая группа делала новый поворот, приближающий ее к дьяконской усыпальнице.

Дьякон сначала окаменел, потом заметался по жидкой грязи, не зная, что предпринять.

Между тем стали доноситься отдельные слова из многоголосой речи. Говорили на русском вперемежку с каким-то гортанным и цокающим языком и говорили, действительно, все сразу, перебивая друг друга и крича, как бы бранясь. Но бранных слов, по крайней мере, на русском языке, столь богатом ругательствами, слышно не было. За время короткого своего пребывания на поверхности Абхазской республики дьякон успел подметить манеру восточных народов говорить возбужденно и хором о предметах самого невинного сорта. Возможно, что и здесь было то же. Зажав в руке смертоносную палочку, он вонзил уши в приближающуюся речь. Можно было определенно сказать, что до него осталось три или четыре поворота.