Долина смерти (Искатели детрюита) - Страница 4

В это время стекло балконной двери лопнуло — звякнуло, посыпались осколки… а над склоненными головами юношей свистнуло что-то, будто тонкий проволочный бич рассек воздух.

Карп книгу бросил с новым замечанием:

— А стекла нечего бить, они денег стоют!..

Ребята книгу, словно голубь-кувыркун затрепыхавшую в воздухе, поймали и обернулись к двери с намерением выругать хорошенько любителя купеческой забавы. Там, однако, никого не оказалось.

— Странно, — сказал гигант Ванька, — ты слышал, как свистнуло?..

— Да, — отвечал черномазый Павлушка, — и если бы мы не перегнулись через перила, нас свистнуло бы по башкам.

— Мы потому перегнулись, что я уронил книгу.

— А ты уронил книгу, потому что я чихнул.

— А твой чих вызван был солнечными лучами, когда ты хотел по моему совету посмотреть на солнце, чтобы узнать время…

— Да. Но ведь я первый сказал «довольно» и захлопнул Богданова, и я же спросил тебя про время.

— Ладно, — сдался Иван, — твой верх… Однако что это за чертовщина?..

Чертовщину рабфаковцы не разгадали, хотя сделали добрую сотню предположений; после этого они занялись яичницей, в приготовлении которой приняла активнейшее участие вихрем взлетевшая по лестнице Маруся Синицына.

Всякий знает, как делается яичница, и какой разговор ведет между собой молодежь, у которой язык без костей и подвешен хорошо. Потому ни о разговоре, ни о приготовлении яичницы мы распространяться не станем.

Яичница на столе; разговор принимает направление, характеризующее рабфаковцев:

— Кто сегодня вечером в Петровку? — обращается Маруся ко всем, а ответа явно ждет от Ивана.

— Н…н…е… знаю, — мотает головой Павел, — может, поеду, а может, нет…

Павел — большой руки дипломат, нужно заметить. И кроме того, имея подвижность ртути, он никогда не знает, куда потечет через пять минут.

— А ты? — спрашивает Маруся второго рабфаковца, равнодушно смотря в сторону.

Иван прожевал, проглотил, убедился, что хорошо пошло, и тогда ответил:

— Я знаю, что не поеду. Завтра экзамен.

— Ну что ж, что экзамен?.. Не съедят же тебя?

— Съесть не съедят, потому что подавятся, а случиться что-нибудь может.

— Иван, ты с ума сходишь с этим новым своим увлечением, — морщится недовольно Маруся, — все у тебя случай, случай, и все ты принимаешь меры от случая… Так жить нельзя.

— Я случаю войну объявил, — улыбается Иван, и в пространство стучит мощный кулак. — И так жить, именно, нужно.

— Ну, а что может с тобой, например, в Петровке случиться? — задает вопрос Павел с явной целью поиздеваться над товарищем.

— Что случилось с Сережкой Путиловым? Ногу вывихнул и пролежал целую неделю. Что случилось с Авиловым Колькой? Баловался на лодке, упал в пруд и вымок до костей… Пришлось сушиться целую ночь… Что случилось с Борькой Некрасом? Заблудился в чаще с кем-то, только к обеду на следующий день пришел… Что случилось с Маруськой?..

— Довольно! Довольно! Хорошо! Хватит, убедил! — Это Маруся поспешила осадить разошедшегося «борца со случаем».

— Так. — Павел делает суровую мину, используя ошибку природы: то есть морщит крылья бровей и внушительно строго упирается взглядом.

— Какая же у тебя гарантия, голубчик, от следующих случаев, которые также могут произойти и помешать твоему экзамену: первое, от землетрясения, которое может разразиться и поглотить твою тяжеловесную особу, второе — от кирпича, вдруг сверху сорвавшегося на твою голову, от… и т. д. и т. д. — вплоть до того случая, что я могу, на почве весеннего благорастворения воздухов, вдруг взбеситься и всадить тебе вилку в горло, приняв его за яичницу?..

— Намолол, — улыбается невозмутимо Иван. — По теории вероятностей…

— К черту теорию вероятностей! — кричит Маруська. — Надоела! Ты про нее в день по сто раз лопочешь…

— По теории вероятностей упомянутые тобой случаи могут происходить раз в 2000–3000 лет. Я их не принимаю во внимание. Я объявляю войну только тем случаям, которые повседневны и связаны всецело с нашей расхлябанностью и непредусмотрительностью. Вот, например… подними, пожалуйста, папиросу, она горит… вон-вон там, в углу, на чемодане… может быть пожар… а ты, Марусенька, будь добра, сними сковородку с дверки печки… я понимаю, ты ее убрала туда от кошки, но она пребывает в крайне неустойчивом равновесии, упадет и разобьет тарелку, которая стоит как раз под ней…

— Ха-ха-ха!.. «Борец со случаем»!.. — Маруся сковородку однако снимает.

— Гениально! Изумительно! — бормочет Павел, делая вид пришибленного, но окурок поднимает. — Детектив! Шерлок Холмс!.. Шерлок Холмс — только… наизнанку. Ха-ха-ха…

Иван безмятежно улыбается:

— Почему «наизнанку»? Хочешь, докажу, что и не «наизнанку»? Чудес хочешь, чтобы уверовать?

— Пожалуйста, пожалуйста, Ванюша! — виснет Маруся на рукаве у «Шерлока Холмса». — Ну-ка, расскажи что-нибудь… про нас что-нибудь… Я так люблю слушать!

В серых глазах Ивана — лукавые огоньки. Через секунду вместо них — сосредоточенность, работа мысли, он окидывает зорким взглядом своих собеседников.

— Вот вчера ты…

— Меня оставь в покое! — торопливо перебивает вдруг заерзавший на стуле Павел.

— Нет, уж извини. Хочешь чудес, хочешь доказательств, так слушай: ты вчера имел смычку, — свидание, что ль, — с некой буржуазной дамой…

— Врешь! Врешь! Докажи!..

— … с некой буржуазной дамой. И притом смычку довольно интимного характера… Это, между прочим, совсем не коммунистично…

— Он брешет! Брешет!.. На арапа бьет!.. — кричит Павел, крайне смущенный, обращаясь к рассыпавшейся в беззвучном смехе Марусе.